Утерянные интервью: Введение в теорию морфического поля
Интервью с Рупертом Шелдрейком
Понедельник, 10 июля 2017 года
Д.У.: После двухлетнего перерыва, добро пожаловать на продолжение программы Раскрытие! Я крайне благодарен за то, что у меня появился шанс взять интервью у одного из, на мой взгляд, величайших ученых в современной истории. Я имею в виду Руперта Шелдрейка. Для меня, огромная честь получить возможность оказаться вместе с ним перед одной и той же камерой, так как этот человек, как никто другой в нынешние времена, действительно создал общую теорию поля сознания. Он продемонстрировал, что все то, что традиционная наука отказывается принимать за истину, тем не менее, научно доказуемо.
[more]Для меня это очень волнующе. Я знал о трудах Руперта Шелдрейка много лет. И, честно говоря, никогда не ожидал, что мне выпадет случай с ним поговорить. Могу только сказать, что когда много лет назад я впервые подошел к нему на конференции, он вообще не знал, кто я. Он даже не знал, хочет ли делать интервью со мной. Но когда я начал говорить с ним, и он понял, как много я знаю о его работе, он был потрясен.
Тогда мы обсуждали то, что мне бы хотелось сделать ряд эпизодов, в которых мы попытались бы затронуть как можно больше разных потрясающих научных фактов. Итак, пристегните ремни, это будет увлекательное путешествие. Вначале Шелдрейк рассказывает о своей теории поля – морфогенного или морфического поля. Он утверждает, что такое поле – “привычка” природы. Вначале вы будете немного ошеломлены. Не волнуйтесь. Теория всецело построена на конкретных данных. Поэтому посредством их предоставления вы поймете саму теорию.
Вот почему я так взволнован. Вы увидите, что я буквально стою на ушах, продолжая забрасывать собеседника вопросами. А он просто отражает броски невероятными ответами. Давайте посмотрим.
Руперт Шелдрейк, мне доставляет удовольствие то, что Вы с нами. По-моему, Вы – один из величайших пионеров науки нашего времени. Много лет назад, из Ваших трудов, я узнал о том, что изначально Вы называли “морфогенными полями”, а сейчас называете “морфическими полями”. В основном, многие проделанные Вами исследования, такие притягательные для меня, позволяют предположить, что мы получаем информацию, которая появляется в наших умах как будто это сознательная оригинальная личная мысль, мысль, которую мы создаем сами. Мы не видим того, что подобные мысли могут быть мыслями других людей. В наших умах, все, чем мы пользуемся как разумом, стекается в намного более обширную коллективную базу данных. И она предвзято воспринимается нами как личная. Поэтому нам кажется, что у нас есть только сознательная мысль. На самом деле, мысль приходит из более обширного целого.
Вот почему мне так хотелось об этом поговорить. А конкретнее, мне бы хотелось познакомиться с научными данными, которые Вы вынесли на поверхность, чтобы помочь в продвижении идеи, что на уровне сознания все мы взаимосвязаны. Итак, как называлась Ваша первая книга, в которой Вы начинали связывать все воедино?
Р.Ш.: Моя первая книга вышла в 1981 году и называлась она Новая наука о жизни. (М., Риппол Классик, 2005)
В Америке недавно было опубликовано третье издание под названием Морфический резонанс.
Морфический резонанс. Природа формирующей причинности
В данной книге я утверждаю следующее: так называемые законы природы – это ничто иное, как “привычки”, “навыки”. Вместо всех законов, законов электричества, магнетизма, гравитации, всех законов, управляющих химией и жизнью, возникших в момент Большого Взрыва, что является общепринятым допущением, вместо этого, вселенная эволюционна. В нее входят все “привычки” природы. В биологии это означает, что каждый вид обладает видом коллективной памяти. Поэтому каждый индивидуум вносит свой вклад в коллективную память вида.
Гипотеза морфического резонанса, моя гипотеза, звучит так: поскольку морфический резонанс является основой памяти… Например, если в одном месте вы тренируете крыс на обучение новому трюку, тогда крысы по всему миру научатся ему быстрее просто потому, что крысы научились ему в одном месте. Они пользуются морфическим резонансом, этим навыком, привычкой, новой формой учения.
Это похоже на учение о коллективном бессознательном К. Юнга, психолога, предположившего, что все мы черпаем информацию из коллективной памяти и вносим свой вклад в нее. По существу, это и есть суть моей гипотезы. Я начинал свою карьеру как биолог развития (эволюционный биолог). Я уже работал над развитием формы у растений и животных, над тем, как животные и растения наследуют свою форму, почему пальма выглядит как пальма, а дуб как дуб. За это не могут отвечать один лишь гены.
И я могу объяснить, почему. Я считаю, что большая часть наследия – это коллективная память. Форма, поведение и инстинкты животных – это вид “привычек” видов.
Д.У.: У нас есть простой червь, Caenorhabditis elegans. Его изучают биологи.
Проект Геном человека[1] выявил полную последовательность наших генов. Я уверен, Вы знаете, что исследователи ожидали наличие одного генома для каждого белка, а для сознания приберегается определенное число генов. Так вот, оказывается, что у людей всего на 10000 генов больше, чем у самого простого кольчатого червя.
Р.Ш.: Да, генов у нас даже меньше, чем у риса или морского ежа. Люди привыкли думать, что за все наследие отвечают гены, по одному гену на каждую характеристику. Такая простая модель очень быстро рассыпается в прах, частично благодаря успеху Проекта Человеческий геном. Сейчас возможно изобразить последовательность геномов человека. Исследователи выявили последовательность геномов у 10000 человек, а затем рассмотрели геномы на предмет того, какие генетические коды отвечают за какую определенную характеристику.
Например, рост; его ведь легко измерить. Известно, что если вы сантиметром меряете рост родителей и выросших детей, прослеживается определенная тенденция: у высоких родителей будет высокие дети, у низких родителей будут низкие дети. Если вы знаете рост родителей, вы можете предсказать рост детей с точностью около 80%. Иными словами, в технических терминах, рост на 80% наследуем.
Исследователи изучили гены 30000 людей. Они знали их рост, рассматривали гены с точки зрения роста и пришли к выводу, что за рост отвечают 50 генов.
Д.У.: Ох, вот это да!
Р.Ш.: Затем они создали модель более важных и менее важных генов, самые лучшие математические модели. Потом исследователи выбрали случайных людей их образца, посмотрели на их гены, теоретически определили рост и сравнили его с реальным ростом. Так вот, оказалось, что на основе генов можно предсказать рост с точностью всего 5%. С помощью простого измерения сантиметром и сокращения затрат на несколько миллиардов долларов, вы можете делать это с точностью 80%.
Промежуток между 5%, которые вы можете предсказать на основе генов, и 80%, что известно как наследственность, называется проблемой пропущенной (отсутствующей) наследуемости. И в настоящий момент это действительно большая проблема в биологии. Все ожидали, что гены объяснят все, но не тут-то было. Впрочем, я всегда ожидал, что это будет не так.
Должен признать, что когда была открыта проблема пропущенной наследуемости, для меня это не стало сюрпризом, так как годами я говорил, что гены сильно переоценены. Они не отвечают за большую часть вещей, как считают люди. Ген – это всего лишь код для последовательности аминокислот и белков. Между созданием правильных белков, формы листа мака, формы мыши и формы носа или руки человека существует огромный промежуток. Это нечто большее, чем просто белки.
Я полагаю, что форма во многом определяется морфическим резонансом на основе некоего вида коллективной памяти. Очевидно, что самая сильная память передается от самых близких родственников, от родителей и прямых предков.
Д.У.: В самом начале Вы говорили, что природа – это не что-то, где все законы начинались с Большого Взрыва, что она представляет собой развивающуюся “привычку”.
Р.Ш.: Да.
Д.У.: То есть, в этом смысле, природа приспосабливается к своим проблемам, которые возникают с течением времени. Затем адаптации становятся доступными, ну, как в случае с Интернетом, всем представителям определенные видов.
Р.Ш.: Именно так. Поэтому, когда крысы учатся новому трюку, тогда другие крысы где-то еще, сталкивающиеся с той же проблемой, могут обучаться новому трюку гораздо быстрее. Тому имеется экспериментальное подтверждение. Я имею в виду, что подобные эксперименты проводились в Гарварде, Эдинбурге, в Шотландии, и в Мельбурне, в Австралии.
Д.У.: Верно. Нечто, связанное с Ламарком.
Р.Ш.: Ну, за исключением того, что в данном случае теория Ламарка сводится к тому, что речь идет об унаследовании обретенной характеристики. Если родители чему-то учатся, дети смогут научиться этому легче, что и происходило в данном эксперименте. Также в ходе экспериментов выяснилось, что крысы, родители которых не учились, тоже учились быстрее.
Д.У.: Понятно.
Р.Ш.: То есть, морфический резонанс не имеет ничего общего с генами.
Д.У.: Следовательно, крысам не обязательно получать навыки от своих родителей:
Р.Ш.: Да, крысам не обязательно получать что-то от родителей. Нет, они и не получают. Они могут… Я имею в виду, если они являются потомками крыс, которых тренировали, кое-что могло передаваться с генами, а кое-что посредством морфического резонанса или обоими способами одновременно. Но на самом деле, тот факт, что крысы, родители которых никогда не подвергались тренировке, тоже учатся легче и быстрее, говорит о том, что это можно объяснить с помощью морфического резонанса. Если хотите, он немного похож на телепатию. Морфический резонанс не требует непосредственного генетического контакта.
Более того, если вы тренируете крыс на обучение чему-то в Лос-Анджелесе, крысы в Лондоне, Нью-Йорке и Сиднее, Австралия, могут научиться этому напрямую. Я имею в виду, что вам не нужно таскать крыс туда-сюда. Вам даже не нужно их скрещивать.
Д.У.: Понятно. Это, конечно… Я обсуждал это с Вами, когда мы разговаривали впервые. Люди говорят: “Ох, это эффект сотой обезьяны. Он имеет в виду эффект сотой обезьяны”. Я слышал, что японские исследователи бросали обезьянам сладкий картофель. Некоторые картофелины попадали на песок, и обезьяны не могли их есть. Когда сто обезьян научились мыть картофель, есть его стало удобно. Затем, внезапно, все обезьяны на всех островах и материке стали мыть сладкий картофель.
Р.Ш.: Хм.
Д.У.: Вы рассматриваете это так же? или…
Р.Ш.: Нет. Это обычная версия истории сотой обезьяны. История сотой обезьяны очень похожа на то, что говорю я, т.е. похожа на морфический резонанс. Единственная проблема в том, что эта история научно ненадежна. Я предпочитаю тысячную крысу, так как тогда это становится надежным лабораторным экспериментом. В каком-то смысле история сотой обезьяны вводит в заблуждение, и я не думаю, что это критический порог. Сотая обезьяна подразумевает, что ничего не происходит до тех пор, пока число обезьян не достигает 100. Затем все обезьяны делают одно и то же. Так это не работает.
Интересно то, как появилась эта история. Биолог и писатель Лайелл Уотсон, а я знал его довольно хорошо…
Д.У.: Да, у него есть ряд интересных книг.
Р.Ш.: Несколько очень хороших книг. Лайелл Уотсон сотрудничал с исследователями в Японии, работавшими с обезьянами. Они рассказывали ему о том, что заметили следующее. Когда они кормили обезьян сладким картофелем, чтобы выманить их на побережье так, чтобы их можно было снимать… Исследователи не могли видеть обезьян, когда последние прятались в лесу. Обезьян намеренно кормили, чтобы они выходили на берег. Люди проделывали это с обезьянами на одном острове.
И когда они отправились на другие острова, после того, как обезьяны на первом острове научились смывать с картофеля песок, на всех других островах обезьяны, казалось, учились этому быстрее. Вот что рассказывали Уотсону японские исследователи. Хотя это совершенно надежный факт, его не рассматривали в количественном смысле. В книге Жизненный поток: биология бессознательного Уотсон говорит: “В качестве аргумента, давайте представим, что в какой-то конкретный день, скажем, во вторник, еще одна обезьяна, скажем, сотая, научилась мыть картофель. А затем все обезьяны в Японии и по всему миру начали делать то же самое”. При этом он явно намекает, что преувеличивает. Он просто рассказывает историю. “В качестве аргумента, давайте представим”, и так далее”.
Так как рассказ повторялся, когда многие люди слышали эту историю на лекциях или от друзей, сама история постепенно приукрашивалась. Пока в какой-то версии не стала заканчиваться тем, что в Японии действительно растет сладкий картофель, что обезьяны по всей Японии вдруг начали его выкапывать, обнаружили новый источник питания, и, достигнув критической массы сотой обезьяны, принялись его мыть.
В качестве аргумента, история использовалась в антиядерном движении. Ну, знаете, если достаточное число людей излучают мирные мысли, тогда вдруг весь мир становится спокойным. Вот где больше всего распространялась эта история. Интересно то, что в антиядерном движении использовалась ядерная метафора. Критическая масса – это термин из ядерной физики. До тех пор, пока вы не получите достаточное количество урана, ничего не происходит, а потом вдруг происходит взрыв.
На самом деле, данные экспериментов с крысами демонстрируют нечто намного более постепенное. Чем больше учится крыс, тем легче становится обучение.
Д.У.: Не могли бы Вы привести пример поведения, которому учат крыс? И что, по-Вашему, происходит, ну, скажем, в случае с лабиринтом?
Р.Ш.: Хорошо. Исследователи взяли лабиринт, наполненный водой. Крысы должны были проплывать через лабиринт и выбираться наружу. У лабиринта было два выхода, один освещенный, другой более или менее затемненный или полутемный. По существу, это один из старомодных жестоких экспериментов, в котором, если крысы выбирались через освещенный выход, они получали электрический шок. Если же они выплывали через затемненный выход, все было в порядке. Исследователи постоянно меняли, какой выход был освещен, а какой затемнен. То есть, заданием не было плыть вправо или плыть влево. Крысы должны были научиться иметь дело со светом.
Первым тестируемым крысам понадобилось 250 попыток прежде, чем они научились выплывать из затемненного выхода, а не из освещенного. Но когда они научились, они поступали так все время. Следующему поколению понадобилось около 200-т попыток. Следующему – около 150-ти. С каждым следующим поколением учиться становилось гораздо легче и быстрее. Так продолжалось до тех пор, пока на обучение стало уходить около 25 попыток.
Д.У.: Понятно.
Р.Ш.: Этот эксперимент проводился в Гарварде. Затем его перенесли в Эдинбург, Шотландия, и Мельбурн, Австралия. Крысы использовались того же помета, что и в Гарварде, и та же самая аппаратура. Те крысы начали с того, на чем остановились крысы в Гарварде. Так вот, им не понадобилось возвращаться к 250-ти попыткам, они даже начинали с 25-ти или 30-ти.
Д.У.: Невероятно.
Р.Ш.: В Мельбурне тестировалось каждое поколение: крысы, которые были потомками тренированных родителей, и крысы, родители которых никогда не подвергались подобному обучению – обучению в водном лабиринте. Так вот, исследователи обнаружили, что все крысы обучались лучше. Поэтому пришли к выводу, что это не имеет ничего общего с генами.
Помните теорию наследственности Ламарка? Эта теория названа в честь Ламарка – биолога, который говорил, что приобретенные характеристики могут предаваться по наследству. Родители могли чему-то научиться или к чему-то приспособиться и передавать обретенное своим детям. Обычно это приписывалось модификации генов. Но люди говорили: Ох, вы не можете модифицировать гены. Это противоречит всем законам генетики. Поэтому это невозможно. В 20-м веке наука славилась многими противоречиями.
“Вы не можете наследовать обретенные характеристики”. Когда я начинал изучение биологии в Кембридже, это было самое большое табу в биологии. Вы просто не можете. Это запрещено. И все это не смотря на очевидность.
Д.У.: Если у вас есть неопровержимые экспериментальные данные, что крысы учатся так быстро, как можно опровергать…
Р.Ш.: Они не опровергали, они просто игнорировали. Почему? Видите ли, тогда в Гарварде преподавал человек по имени Уильям Макдугалл. Когда он получил результаты экспериментов, он решил, что это теория наследственности Ламарка. И так как он был уважаемым профессором, и не где-нибудь, а в Гарварде, люди не могли игнорировать его мнение. Вот почему исследователи пытались повторить эксперимент в Эдинбурге и Мельбурне.
Когда в Мельбурне обнаружилось, что все крысы учились лучше и быстрее, а не только те, которые являлись потомками тренированных крыс, исследователи заявили: “Смотрите. Что бы это ни было, это не ламаркизм, потому что все крысы учились лучше. Такое не может объясняться модифицированными генами. То есть, это не ламаркизм”. А потом все вернулось на круги своя, игнорируя тот факт, что ряд экспериментов продемонстрировал весьма значимый эффект, что это не гены и не ламаркизм, а нечто иное. Но никто не предложил теорию о том, что это могло быть. Результаты просто проигнорировали как некую аномалию.
Д.У.: По прошествии времени Вы провели ряд высоко профилированных тестов на телевидении, в которых предлагали головоломки со скрытыми фигурами. Не могли бы Вы немного рассказать об этом? Во-первых, что такое головоломка со скрытой фигурой?
Р.Ш.: Ну, вам предлагаются черно-белые пятна, в которых скрыты фигуры.
Когда вы смотрите на картинку, вы внезапно видите изображение. Но до того, вы не можете видеть, что это.
Д.У.: То есть, если там есть скрытая картинка, вам приходится пристально вглядываться и пытаться увидеть, что это?
Р.Ш.: Да, Вы правы. Вы знаете, что там спрятана картинка и должны увидеть, что это. В данном эксперименте… Цель данного эксперимента – выявить, какое количество людей увидят скрытую картинку. Если вы показываете ответ, люди сразу видят картинку. Если я показываю вам одно из скрытых изображений, а затем демонстрирую ответ, тогда, когда я снова предлагаю черно-белый фон, вы сразу видите картинку.
Д.У.: Понятно.
Р.Ш.: Это очень быстрая форма обучения. Даже если через 10 лет вы снова увидите то же самое скрытое изображение, вы сразу же его узнаете.
Д.У.: То есть, вы можете количественно измерить, сколько времени понадобиться кому-то, чтобы решить головоломку, пока он пристально вглядывается в фон? И это при условии, если человек никогда не видел ее раньше?
Р.Ш.: Мы количественно измеряли то, сколько людей узнают картинку, не показывая им ответ. Мы намеренно предлагали сложную картинку для того, чтобы лишь 2-3% людей выявляли ее, не видя ответа. У нас было две головоломки. Мы проводили этот эксперимент на британском телевидении. Это было еще до появления Интернета. Мы знали, что шоу показывались только в Объединенном Королевстве. Затем мы тестировали людей в Германии и США, тестировали большие группы людей.
До этого мы проверяли людей с помощью двух изображений, двух скрытых картинок, чтобы посмотреть, сколько людей их найдут. Потом мы проверяли аналогичные группы других людей в Германии и США. А тем временем, мы продолжали эксперименты в Британии. На шоу случайно выбиралась одна из двух скрытых картинок. Черно-белый фон со скрытой картинкой демонстрировался миллионам зрителей. Затем на экране, на черно-белом фоне проявлялся ответ, а потом ответ снова растворялся в черно-белый фон.
В Британии это видели миллионы людей. Это своеобразная форма обучения. Если бы люди увидели черно-белый фон снова, они бы знали, что в нем скрыто. Как я уже говорил, после того мы тестировали людей в Германии и США.
Д.У.: Они никак не могли видеть это шоу?
Р.Ш.: Нет. В те времена Интернета еще не было. Тестирование проводилось… Дай Бог память! Этот эксперимент мы проводили в 1980-х годах. Вопрос ставился так: увидит ли второе изображение множество людей, которых мы тестировали, то же самое изображение, которое было показано по телевизору, а не контрольную картинку? У нас была контрольная картинка, которую никто не видел. Поэтому мы могли узнать, насколько хорошо люди справлялись с заданием раньше. И еще: получалось ли это у людей легче после того, как ответ видели миллионы людей?
Ответ оказался положительным. В Британии эксперимент проводился дважды.
Д.У.: Одним из ответов была фигура Юлиуша Коссака, мужчины с усами?
Р.Ш.: Да. Об этом написано в моей книге Морфический резонанс. Результаты показали, что люди справлялись с задание намного легче. Это был значимый эффект. Причем по какой-то причине, во втором эксперименте это лучше работало в Германии, чем в США, и мы не знали, почему. Тем не менее, это был значимый позитивный результат.
Д.У.: Это позволяет предположить, что человек в состоянии бодрствующего ума… Когда у вас есть то, о чем вы думаете как о личных мыслях… Имеется намного больший банк данных, с помощью которого, когда вы жаждете ответа, когда вы приспосабливаетесь к своему окружению, когда вы пытаетесь научиться справляться с окружением, вы ищете ответ. Ответ появляется в голове в виде кажущейся личной частной мысли. Но на самом деле, он ведь приходит из гораздо большего банка данных? Получилось немного коряво, попытаюсь перефразировать вопрос.
Когда другие люди видят ответ, а вы пытаетесь его найти, вы думаете, вы думаете, что это ваша частная мысль, а на самом деле ответ приходит из чего-то большего?
Р.Ш.: Да. Морфогенное поле позволяет легче учиться, что-то делать или решать проблему. В эксперименте была зацепка. И вообще, эксперименты редко бывают полностью ясными.
Немцы захотели провести данный эксперимент в Германии. Мы тестировали людей в Британии, когда они показали новые скрытые изображения на немецком телевизионном шоу. Скептики предсказывали отсутствие какого-либо эффекта, что демонстрация в Германии никак не повлияет на результаты тестирования в Британии. Я же был уверен в том, что людям в Британии станет легче распознавать скрытое изображение. На самом деле, произошло то, чего не предсказывал никто.
Изображение, которое видели люди в Германии после воскресного обеда… Это была дневная воскресная программа, обусловившая большую вероятность того, что дремлющие немцы смотрят телевизор после сытного обеда. Так вот, на самом деле, после демонстрации картинки в Германии, людям в Британии стало труднее распознавать картинку, значительно, значимо статистически труднее.
Д.У.: (Смеется)
Р.Ш.: Я до сих пор не понимаю, как люди могут рассуждать об этом. Казалось бы, следовало провести больше экспериментов такого рода. Но очень трудно организовывать такие крупномасштабные эксперименты. Поэтому их никогда больше не проводили.
В этой связи имеются кое-какие крайне интересные данные – данные тестов IQ. Полагаю, Вы знакомы с Эффектом Флинна?
Д.У.: Да.
Р.Ш.: В 1980-х годах, в книге Присутствие прошлого, главной теоретической книге, я предсказывал, что результаты IQ тестов будут улучшаться, поскольку на протяжении многих лет более или менее одинаковые тесты будут делать миллионы людей. Впервые они появились в 1918 году. С тех пор через них проходили миллионы и миллионы людей. Поэтому я предвидел, что средняя оценка теста IQ будет становиться выше и выше. Не потому, что люди становятся умнее, а потому, что выполнять их будет все легче и легче.
Но мне не удавалось найти данные. Тогда я спросил своего друзей, работавших на кафедре психологии Университета Кембриджа, где можно получить такие данные? Они спрашивали своих друзей, но никто не знал. А потом появился психолог по имени Джеймс Флинн, который по каким-то причинам, не потому что его волновал морфический резонанс, начал интересоваться данными IQ тестов.
Он обнаружил в XX веке потрясающие улучшения в сфере интеллекта, более 30%, во многих разных странах – в США, Японии, Германии, Британии и так далее.
Сейчас это известно как Эффект Флинна – загадочное повышение оценок IQ теста. Я полагаю, что это происходит благодаря морфическому резонансу. И вот что интересно. Если вы посмотрите на детали данных, вы увидите, что это не касается улучшения ответов на фактические вопросы. Например, назовите столицу Германии или сколько штатов входит в США? Такие вещи вы либо знаете, либо нет. Улучшения связаны в связи с головоломками, которые вам приходится решать на месте, и здесь никак не помогают никакие предварительные знания. Вы можете решить их, только если обладаете достаточным уровнем интеллекта. Того, что улучшается на основе Эффекта Флинна.
Д.У.: Да, это невербальное абстрактное знание.
Р.Ш.: Конечно, невербальное. Это не столько знание, сколько решение проблемы. Дело в том, что после того, как эти проблемы решило множество людей, решать их становится легче. Это служит основой для дебатов, которые проходят в Британии, США и многих других странах. Дебатах о снижении стандартов (упрощении) тестов.
Сейчас в Британии идут бесконечные дебаты об этом, поскольку оценки обычных школьных экзаменов становятся все выше и выше. Правительство утверждает, что это результат политики в сфере образования. Дети становятся умнее. Критики говорят, что сами экзамены упрощаются в целях создания иллюзии того, что политика в сфере образования работает лучше. Видите ли, это мог быть и Эффект Флинна, а также феномен морфического резонанса.
Д.У.: В фильме Пробуждение жизни все ротоскопировано,[2] и все герои выглядят как карикатуры. В нем упоминается кроссворд в газете London Evening Standard и говорится, что его легче решать на следующий день после публикации. По-видимому, все началось с того, что Вы просто оставили комментарий на своем дискуссионном форуме, не так ли? Пожалуйста, расскажите немного о кроссворде.
Р.Ш.: Эксперимент с кроссвордом возник на основе студенческого проекта в Университете Ноттингема. Девушка-студентка захотела сделать проект о морфическом резонансе и спросила у меня совета. Дело в том, что я получал и продолжаю получать письма от людей, читавших мою книгу Новая наука о жизни. В них говорится: “Когда я решаю кроссворд в газете The Times, а они обычно очень трудные, я могу решить его намного легче, если оставляю решение на вечер или на следующий день, а не принимаюсь за решение утром сразу же после публикации”.
Я получаю массу таких писем о кроссвордах в газетах The Times, The Daily Telegraph и так далее. Они очень трудные. Люди спрашивают, а не происходит ли это благодаря морфическому резонансу. Слишком много людей решили кроссворд, поэтому решение стало легче.
Поэтому когда девушка попросила совета, я поинтересовался, почему бы не провести эксперимент с кроссвордом? Но тогда, во-первых, нам бы пришлось получить кроссворд до публикации и, во-вторых, получить его из газеты, которую люди не могли бы читать в Ноттингеме, по месту жительства. Сейчас London Evening Standard не доставляется в Ноттингеме. Мне удалось убедить редакцию газеты предоставить кроссворд наперед.
Девушка тестировала группы людей до публикации кроссворда в газете. Также использовался контрольный кроссворд, опубликованный несколькими неделями раньше. Затем она тестировала другую группу людей, тоже используя экспериментальный и контрольный кроссворды. Контрольный кроссворд должен был оставаться одним и тем же, поскольку его не решали дополнительные люди, в то время как экспериментальный кроссворд решить было легче. Мы измеряли, сколько слов люди решали за 10 минут. Это был легкий кроссворд. Эксперимент дал позитивные значимые результаты.
Д.У.: То есть, люди легче решали кроссворд не сразу после публикации?
Р.Ш.: Да.
Д.У.: То есть, Вы подтвердили “бабушкины сказки”?
Р.Ш.: Или сообщения, подтвержденные людьми на основе их собственного опыта решения кроссвордов в газете The Times. Просто люди делились своими наблюдениями. В связи с морфическим резонансом можно проводить много всевозможных тестов.
Однажды, мой сын-подросток, тогда ему было 16 лет, пришел ко мне. Тогда он готовился сдавать британский национальный экзамен под названием GCSE для получения диплома об окончании средней школы. Все дети Британии сдают такой экзамен, вопросы включают материал 8-ми или 9-ти предметов. Это стандартный экзамен, который проводится в одно и то же время по всей стране, чтобы предотвратить жульничество. В противном случае, вы могли бы звонить и сообщать экзаменующимся учащимся вопросы.
Так вот, однажды сын подошел ко мне очень взволнованный и сказал: “Мои друзья и я нашли способ получения более высоких оценок, не выполняя дополнительной работы на экзаменах”. Я поинтересовался: “Как это?” Он ответил, что они собираются поступить следующим образом. Скажем, экзаменационный лист по физике включает 15 вопросов. Они решили, что сначала займутся 14-м и 15-м вопросами, а затем вернутся к вопросам 1, 2, 3, и 4. То есть, они на 10 минут опередят всех школьников Британии в ответах на последние вопросы и воспользуются преимуществами морфического резонанса.
Д.У.: Ох, весьма умно.
Р.Ш.: Это была действительно прекрасная идея.
Д.У.: Да.
Р.Ш.: Я возразил, что некоторые друзья, должно быть, были скептиками, а я привык к скептическим реакциям на такие идеи. Сын подтвердил, что многие их них – самые худшие скептики по поводу морфического резонанса. Я поинтересовался, что конкретно они сказали. Что если на самом деле морфического резонанса не существует? Сын ответил, что его друзья согласились. Даже если морфического резонанса нет, они ничего не теряют. Но если он все же существует, они получат дополнительное преимущество. Так они и поступили на экзаменах, все получили превосходные результаты. Конечно, предварительно хорошо подготовившись к экзамену.
Вышеприведенное вовсе не означает, что это единственный способ проведения подобного эксперимента. У меня был друг, ответственный за составление экзаменационного листа по естественным наукам для школ, для экзаменационной комиссии Оксфорда и Кембриджа. Я предложил ему следующее: “Смотри, мы можем провести колоссальный тест на морфический резонанс. Просто поменяй порядок вопросов в выборочных экзаменационных листах. Тогда случайно выбранные дети в Британии будут отвечать на вопросы в другом порядке.
Вопрос в том, получат ли они в среднем более высокие оценки, если будут отвечать на определенные вопросы позже, чем другие дети. “И это ничего не будет стоить. Просто напечатай несколько экзаменационных листов по-другому и проанализируй результаты”. Сначала он сильно заволновался, но через несколько дней отказался. Он сказал, что скоро ему выходить на пенсию, и что ему бы хотелось получать полную пенсию. Если он превратит национальную экзаменационную систему в эксперимент по морфическому резонансу, это ему не светит. “Поэтому, извините, это я сделать не могу”.
Конечно, он испугался, так как морфический резонанс до сих пор продолжает оставаться противоречивой темой. А я думаю, что идея превращения научного экзамена в научный эксперимент была бы превосходной. По крайней мере, она бы никому не повредила, но могла бы дать несправедливое преимущество меньшинству, которое воспользовалось бы преимуществом морфического резонанса. Я думал, что это была бы хорошая идея. В любом случае, мой друг не согласился, и ничего не произошло. Но, повторяю, это был бы хороший эксперимент.
Д.У.: Я надеюсь, что вы начинаете видеть, что Руперт Шелдрейк приглашает нас в абсолютно новый способ рассмотрения себя и других, а также вселенной, в которой мы живем. Мы все еще склонны придерживаться нелепой концепции, что все, что создает биологическую жизненную форму, способ ее создания, ее сознание и личностные характеристики, содержится внутри ДНК, в том, что мы называем генами. Эта теория только что была опровергнута.
Более того, мы наблюдаем существование определенных телепатических эффектов. Люди решают кроссворды лучше после того, как их решили другие. Таким способом можно даже жульничать на тестах. Печально видеть такую казенную оппозицию, когда даже профессор колледжа не желает превращать базовый экзамен в тест на наличие морфического резонанса. Это указывает на уровень имеющейся оппозиции.
Мы приберегли для вас еще многое, о чем можно поговорить с Рупертом Шелдрейком. Это просто начало. Это и есть Раскрытие в действии, поскольку Кабала не хочет, чтобы вы об этом знали. Мы возвращаем свой божественный потенциал, и он придает нам силу. Для меня это и означает Раскрытие. Освобождение от лжи и возвращение подавленного, того, о чем властная элита не хочет, чтобы мы знали. Поэтому я надеюсь, что вы получаете удовольствие, наблюдая, как Раскрытие демонстрирует правду силе и придает силу правде.
(1)