Глава 28
Межсекторные связи
Бесспорно, самым интригующим новым открытием, появившимся в результате развития теории вселенной движения, оказалось наличие инверсного сектора вселенной, дублирующего материальный сектор, до этого рассматриваемый как все физическое существование. Как и следовало ожидать, открытие встретило холодный прием со стороны тех ученых, которые строго придерживаются ортодоксальный линий мышления. В некотором смысле, это довольно непоследовательно, поскольку те же индивидуумы счастливы распространить радушие на те же самые идеи, только в других формах. Концепция “антивселенной”, состоящей из антиматерии, возобладала почти сразу же, как только антиматерию признали физической реальностью. Научный истеблишмент с уважением прислушивается к гипотезе “множественных вселенных”, а астрономическая литература полна рассуждений о дырах, которые могли бы представлять собой связи между вселенными, – черных дырах, белых дырах, кротовых норах и так далее.
[more]Поэтому следует подчеркнуть, что теория вселенной движения, определяющая инверсный сектор, не базируется на радикальных отходах от предшествующего мышления, а на концепциях, уже знакомых характеристик научной мысли. На самом деле, все, что было сделано для расширения новой теории на эти сферы, – это признание неопределенной концепции антивселенной, помещение ее на прочную фактическую основу и развитие в логических и математических деталях. Будьте уверены, многие выводы, к которым мы пришли в ходе развития, новые, но они подразумеваются в концепции антивселенной.
Наблюдательное выявление антиматерии в нашем локальном окружении демонстрирует, что наблюдаемая вселенная и антивселенная не полностью изолированы друг от друга; некоторые сущности типа “анти” существуют в нашей знакомой физической вселенной. Это всего лишь еще один шаг вперед – логический дополнительный шаг – к осознанию того, что сложные сущности наблюдаемого вида могут обладать компонентами “анти” природы. Как только осознается это положение, можно увидеть, что ортодоксальные выводы, сделанные на предыдущих страницах, – это просто конкретные применения концепции антивселенной.
Например, дополнения к линейному компоненту скоростей (температур) уменьшают плотность обычных астрономических объектов. Из инверсной природы антиматерии, как мы его называем, космического сектора, следует, что добавления скоростей характера “анти” повышают плотность. Аналогично, прибавление вращательного движения в пространстве к атому материи уменьшает изотопную массу, в то время как прибавление вращательного движения инверсного типа (движение во времени) уменьшают изотопную массу. И так далее.
Новое теоретическое развитие просто заимствовало знакомую идею вселенной движения и одинаково знакомую идею существования только дискретных единиц, и довела эти идеи до логических последствий. Такую операцию можно было проделать посредством единственной реальной инновации, которую вводит в физическую теорию новое развитие. А именно, концепцию вселенной, целиком и полностью состоящей из дискретных единиц движения. С использованием преимущества новой концепции, появилась возможность определить физическую вселенную в терминах двух постулатов, установленных в томе I. Содержание данного тома описывает детальное развитие следствий постулатов в применении к астрономии. До завершения описания и рассмотрения некоторых других следствий открытий, было бы уместно уделить некоторое внимание нескольким, но важным, непосредственным контактам между двумя секторами вселенной.
В каком-то смысле, два первичных сектора вселенной, материальный и космический, явно отличаются друг от друга. Феномены материального сектора имеют место на результирующих скоростях, создающих изменения положения в пространстве, а феномены космического сектора происходят на результирующих скоростях, вызывающих изменения во времени. Но пространство и время материального сектора – это те же самые пространство и время, относящиеся к космическому сектору. По этой причине, в некоторой степени феномены одного сектора являются феноменами другого.
Некоторые наблюдаемые эффекты межсекторной связи уже обсуждались. В томе I детально рассматривались космические лучи, возникающие в космическом секторе, а в предыдущих главах данного тома подобному рассмотрению подвергались квазары и пульсары, пребывающие на пути в космический сектор. В уже исследованных сферах мы имели дело с феноменами, в которых физические объекты обретали скорости, или инверсные скорости, вынуждавшие их выбрасываться из одного сектора в инверсный сектор, где комбинации движений, составляющих объекты, преобразовывались в другие комбинации, совместимые с новым окружением. В дополнение к реальным обменам материей между секторами, имеются ситуации, когда определенные феномены одного сектора входят в наблюдаемый контакт с другим сектором за счет уже установленного положения: события обоих секторов включают одно и то же пространство и время.
Как мы видели на предыдущих страницах, доминирующий физический процесс в каждом секторе – объединение под влиянием гравитации. В материальном секторе гравитация работает на притяжение единиц материи друг к другу в пространстве для формирования звезд и других совокупностей. Когда части материи выбрасываются в космический сектор в форме квазаров и пульсаров, гравитация перестает работать в пространстве. Это оставляет последовательность движения наружу естественной системы отсчета без противодействия, и эта последовательность, уносящая составляющие единицы пространственной совокупности наружу во всех направлениях, разрушает пространственные структуры и уровни, и оставляет их содержание в форме атомов и частиц, широко рассеянных и в пространстве, и во времени. Тем временем начинает работать гравитация во времени, и поскольку она постепенно наращивает силу, она собирает рассеянную материю в звезды и другие совокупности во времени. Затем совокупности проходят через тот же вид эволюционного пути, которому следуют совокупности в пространстве.
Как указывает это описание, базовые физические единицы поддерживают непрерывность существования, несмотря на взаимные обмены между секторами, просто меняя распределение в пространстве и во времени. В материальном секторе они распределяются в трех измерениях пространственной системы отсчета, но движутся лишь в ограниченном регионе времени, текущего в линейной последовательности. В космическом секторе распределения обратные. Поэтому контакты между сущностями материального и космического секторов ограничены. В свете относительно низкой плотности материи во вселенной в целом, космическая сущность, движущаяся одномерно в трехмерном пространстве будет, в среднем, вынуждена проходить долгий путь, прежде чем столкнуться с материальным объектом. Тем не менее, такие контакты непрерывно имеют место.
Ключевой фактор в данной ситуации – природа связи между пространством и временем. Не так давно, осознали, что такая связь действительно существует. Даже во времена Ньютона эти две сущности рассматривались как абсолютно независимые друг от друга. Современная точка зрения такова: время одномерно и представляет собой вид квази пространства, объединяющегося с тремя измерениями пространства для формирования структуры пространства-времени, внутри которой физические объекты движутся одномерно. Хотя четырехмерная концепция пространства-времени относительно новая, базовая идея пространства и времени как элементов структуры или окружающей обстановки для деятельности вселенной держится довольно долго. Конечно, она настолько глубоко внедрилась в физическое мышление, что очень трудно осознать наличие любой другой альтернативы. Проблема, вовлеченная в разрыв с консервативным мышлением, иллюстрируется тем фактом, что даже в первом издании данного труда описанные постулаты теории еще выражались в терминах “пространства-времени”. Однако со временем осознали, что пространство-время – это на самом деле движение.
Развитие мышления в связи с этой темой привело к осознанию того, что движение – это связь между пространством и временем. Соответственно, величина движения, скорость или быстрота, выражалась в терминах сантиметров в секунду или каким-то эквивалентом. Четырехмерная концепция, принятая современной наукой, допускает существование и абсолютно другого вида связи. В применении к сущностям фундаментальной природы, подобная дуальность изначально невозможна, и сейчас развитие теории вселенной движения указывает на то, что такое допущение ошибочно. Наши открытия состоят в следующем: любая связь между пространством и временем является движением или аспектом движения.
Сейчас очевидно, что концепция пространства-времени, использованная в традиционной физической теории и перенесенная в ранние стадии развития теории вселенной движения – это частичное и довольно сбивающее с толку признание природы фундаментальной связи между пространством и временем. Так называемое “пространство-время”, простая связь между величиной пространства и величиной времени, – это базовое скалярное соотношение между пространством и временем; то есть, “пространство-время” – это на самом деле скалярная величина. По существу, это математическое соотношение. Следовательно, его измерения – это математические или скалярные измерения. С математической точки зрения, n-мерное количество – это просто количество, требующее для своего исчерпывающего определения n независимых скалярных величин. Отсюда следует, что в трехмерной вселенной может быть три скалярных измерения движения.
Пространственный аспект одного (и только одного) из них можно геометрически представить в системе отсчета традиционного координатного типа. Здесь мы имеем дело с тремя измерениями пространства, но только с одним измерением движения. Система отсчета не способна представить движение в двух других скалярных (математических) измерениях. Но факт, что одно и то же пространство и время вовлечены во все виды движения, означает, что в других измерениях имеются некоторые влияния движения, наблюдаемые, по крайней мере, косвенно в системе отсчета. Например, сила гравитации уменьшается распределением на все три измерения, и только часть ее действует в пространстве системы отсчета.
Использование термина “измерение” и в математических, и в геометрических применениях ведет к некоторой путанице. Обычно термин интерпретируется геометрически, и многих людей затрудняет введение в физическую картину скалярных измерений. Поэтому предложили, что в одном из двух применений термин “измерение” следует заменить каким-то другим определением. Однако, по сути, все измерения математические. Геометрические измерения – это просто представления числовых величин.
Движение со скоростями меньше единицы вызывает изменение положения в пространстве. Трехмерность вселенной относится к пространственному аспекту движения и к движению в целом. Следовательно, пространство, вовлеченное в одно из скалярных измерений движения, может разделяться на три независимых компонента, которые можно представить геометрически. Поскольку больше трех измерений не существует, внутри трехмерной геометрии нет основы для представления пространственных движений двух других скалярных измерений движения, кроме некоторых конкретных условий, обсужденных на предыдущих страницах. Движение со скоростью больше единицы создает изменения положения в трехмерном времени. Если оно независимо, его невозможно представить в пространственной системе отсчета. Однако если оно является компонентом комбинации движений, в которых результирующая общая скорость пребывает на пространственной стороне от нейтрального уровня, скорость во времени действует как модификатор скорости в пространстве; то есть, как движение в эквивалентном пространстве.
Из вышеизложенного можно видеть, что вселенная не четырехмерна, как она рассматривается в традиционной науке, но она и не шестимерна (три измерения пространства и три измерения времени), как считают некоторые, изучающие теорию Обратной Системы. Мы живем в трехмерной вселенной. Но то, как эти три измерения проявляются в каждом конкретном случае, зависит от индивидуальных обстоятельств.
Две физические сущности входят в контакт, когда занимают соседние единицы либо пространства, либо времени. Принято верить, что существенное условие для контакта – это достижение одного и то же места в пространстве в одно и то же время, но это не обязательно так. Чтобы войти в контакт, объекты, расположенные в пространственной системе отсчета должна пребывать на одной и той же стадии последовательности; то есть, в одном и том же часовом времени. Но это лишь потому, что имеется последовательность пространства, параллельная последовательности времени, зарегистрированного часами. Даже когда два объекта пребывают в одном и том же движении в пространстве, они не находятся в одном и том же положении в пространстве. Два объекта, пребывающие в контакте в пространстве, обычно не находятся в одном и том же положении в трехмерном времени. Аналогично, объекты, пребывающие в контакте во времени, обычно находятся в разных местах в пространстве.
То, что контакт в пространстве не зависит от расположения во времени, рассматривается как сдерживание материала, движущегося в верхнем диапазоне скоростей во внутренних частях галактик до взрывов, создающих квазары. Поскольку компоненты этой высокоскоростной совокупности расширяются во времени со скоростями больше скорости света, можно было бы предположить, что они быстро уйдут из галактики. Но растущее разделение во времени не меняет связей в пространстве. Уравновешенная структура в пространстве, существующая во внешних регионах гигантской галактики, способна сопротивляться проникновению высокоскоростного материала так же, как она сопротивляется проникновению материи, движущейся на скорости меньше единицы.
Движение космических сущностей во времени аналогично сдерживается контактами с космическими структурами, но подобные феномены пребывают вне поля нашего наблюдения. Феномены космического сектора, которые нас сейчас интересуют, – это наблюдаемые события, включающие контакты материальных объектов, частично или полностью космического характера. Взаимодействие чисто материальной единицы с космической единицей или чисто космической единицы с чисто материальной единицей следует определенному паттерну. Когда структуры идентичны, кроме инверсии соотношений пространства-времени, как в случае электрона и позитрона, при контакте они разрушают друг друга. В противном случае, контакт – это связь между величиной пространства и величиной времени, а это и есть движение. Рассматриваемые с геометрической точки зрения, сущности движутся сквозь друг друга. Таким образом, материя, которая является преимущественно временной структурой, движется сквозь пространство, а незаряженный электрон, по существу, являющийся вращающейся единицей пространства, движется сквозь материю.
Материальные и космические атомы и большинство субатомных частиц представляют собой композитные структуры, включающие и материальные (пространственные), и космические (временные) компоненты. Поэтому межсекторные контакты между ними происходят так же, как и контакты между материальными объектами. Наблюдателю такой контакт видится как частица, входящая в местное окружение из внешнего источника. Результаты не отличаются от тех, которые появляются при вхождении космического атома. Следовательно, о контакте будет сообщаться как о событии космического излучения. Космические атомы, вовлеченные в такие события, движутся с обычными инверсными скоростями космического сектора, а не с очень высокими скоростями атомов, испускающихся в материальный сектор в виде космических лучей. Поэтому самые энергетичные события космического излучения – результат случайных контактов.
Еще одно космическое событие, наблюдаемое в материальном секторе, – разрушительный взрыв (такой как взрыв сверхновых или галактический взрыв), который случайно совпадает со временем пространственной системы отсчета. Излучение, полученное в материальном секторе от обычных космических звезд, широко рассеяно в пространстве, поскольку лишь некоторые атомы каждой из таких звезд расположены в маленьком количестве пространства, общем для космической звезды и пространственной системы отсчета, пока они проходят друг сквозь друга. Но космический взрыв высвобождает огромное количество излучения в очень маленьком пространстве, подобно тому, как взрыв материального типа высвобождает огромное количество излучения в очень короткое время. Поэтому нам следует ожидать наблюдения случайных очень кратковременных испусканий сильного излучения на космических частотах (то есть, инверсию частот излучения от соответствующих взрывов материального типа).
И теоретические исследования, и наблюдения в данной сфере еще пребывают на ранних стадиях, поэтому приходить к каким-то твердым выводам преждевременно. Но представляется, теоретически кратковременные, но очень сильные испускания излучения можно отождествить с “вспышками” гамма-лучей, о которых сейчас сообщают наблюдатели. “Новый класс астрономических объектов” описывается в терминах, подразумевающих космическое происхождение. Эти объекты, говорится в сообщении, “испускают огромные потоки гамма излучения с периодами в секунды или минуты, а затем испускание прекращается”.[291] Мартин Харуит говорит, что “о вспышках гамма-лучей известно очень мало”,[292] и настаивает на своей оценке, цитируя описание существующей ситуации наблюдателем. Суть ситуации освещается в нижеприведенном утверждении:
“Между вспышками и любыми другими сообщенными астрономическими феноменами еще не установлено ни указанное направление, ни совпадение во времени происхождения. Даже сегодня, в 1978 году, при наличии каталога 71-ой вспышки и улучшением направленного разрешения, источники вспышек остаются неустановленными, без какого-либо убедительного предложения класса или классов ответственных за них объектов”.[293]
Помимо событий, включающих контакты между сущностями двух секторов, имеются и другие феномены, возникающие в результате того, что на границе сектора имеются фотоны излучения, принимающие участие в активностях обоих секторов. Это следствие статуса единицы скорости как исходного уровня, физического нуля, как мы называли его в более раннем обсуждении. С точки зрения естественной системы отсчета, единица скорости, измеренная от нулевой скорости, и единица инверсной скорости, измеренная от нулевой энергии (инверсной скорости), равны друг другу и равны нулю. Объект, движущийся на такой скорости относительно традиционной пространственной системы отсчета или эквивалентной временной системы отсчета, не движется вообще с естественной точки зрения. Следовательно, фотоны излучения, движущиеся на единице скорости в традиционной системе отсчета, стационарны в естественной системе отсчета, не взирая на то, возникают ли они из объектов в материальном секторе или из объектов в космическом секторе. Отсюда следует, что они наблюдаемы в обоих секторах.
Из-за инверсии пространства и времени на уровне единицы, частоты космического излучения обратны частотам излучения в материальном секторе. Космические звезды испускают излучение в основном в инфракрасном диапазоне, а не на оптических частотах; космические пульсары испускают рентгеновское излучение, а не радиочастоты, и так далее. Но отдельные виды излучения не распознаются как таковые в материальном секторе, поскольку, как мы уже нашли, атомы материи, объединяющиеся во времени для формирования космических звезд, галактик и так далее, широко рассеяны в пространстве. Излучение из всех видов космических совокупностей, получаемое от широко рассеянных атомов, представляет собой однородную смесь очень низкой интенсивности, изотопной в пространстве.
Такое “фоновое излучение” сейчас приписывается рассеянным остаткам излучения, созданным Большим Взрывом, которые, предположительно, охладились до нынешнего состояния, эквивалентного общей температуре приблизительно 3°К, за миллиарды лет, прошедших со времен этого гипотетического события.
Большой Взрыв – одна из главных характеристик вселенной, какой она предстает в современной астрономической теории. В следующей главе будет представлено сравнение астрономической вселенной с вселенной движения, определенной постулатами данного труда. Будет продемонстрировано, что, хотя строительными блоками вселенной астрономов являются наблюдаемые сущности – звезды, галактики и так далее – существующие в реальном смысле, вселенная, которую они построили а качестве окружения для реальных объектов, – это чисто воображаемая структура, не имеющая никакого сходства с чисто физическим миром.
Ввиду того, что наука претендует на наличие методов и техник, способных приближаться к физической истине, трудно понять, как астрономы, пользующиеся преимущественно научными методами, могли прийти к таким ненаучным результатам. Но исследование астрономической литературы сразу же показывает, что пошло не так. Астрономы следовали примеру современной научной школы, методы и техники которой не укладываются в жесткие стандарты традиционной науки.
Конечно, такая оценка сразу же будет отклонена теми, деятельность которых характеризуется вышеприведенным способом. Поэтому давайте просто посмотрим, что входит в ситуацию. Помимо сбора информации, традиционный способ расширения научного знания происходит посредством того, что известно как гипотетико-дедуктивный метод. Этот метод включает три существенных шага: (1) формулирование гипотезы; (2) развитие следствий гипотезы; (3) проверка гипотезы посредством сравнения следствий с фактами, раскрытыми наблюдением и экспериментом. Природа процесса позволяет огромную широту конструирования базовых гипотез. С другой стороны, ограничения пункта (3) процесс проверки, крайне жесткие. Чтобы квалифицироваться как установленное положение научного знания, гипотеза должна эксплицитно устанавливаться, так, чтобы ее можно было проверить наблюдением или измерением. Она должна проверяться огромным количеством отдельных применений, распределенных на всю область, к которой относится положение; она должна согласовываться с наблюдением в значительном количестве проверок и ни в коем случае не должна расходиться с наблюдением.
Важно иметь в виду, что физическое утверждение общей природы, вид гипотезы, входящей в рамки астрономической вселенной, нельзя проверить напрямую так, как мы можем проверить простое утверждение типа “Вода – это смесь кислорода и водорода”. Проверка общей связи потребовала бы неосуществимого количества отдельных корреляций. Поэтому в данном случае приходится полагаться на условия вероятности. Каждое сравнение одного из следствий гипотезы с наблюдаемыми или измеренными фактами – это проверка самой гипотезы. Расхождение тоже имеет смысл. Оно является опровержением. Если обнаруживается хотя бы один случай, в котором вывод, определенно вытекающий из гипотезы, пребывает в конфликте с явно установленным фактом, гипотеза в ее существующей форме опровергается.
Согласование в каком-то одном сравнении не является исчерпывающим, но если проверки продолжаются, каждый дополнительный тест, не выявивший расхождения, уменьшает вероятность наличия какого-либо расхождения. Посредством проведения достаточного количества разнообразных проверок, вероятность наличия любого конфликта между следствиями гипотезы и физическими фактами можно свести к уровню, когда ею можно пренебречь. А вот каков этот уровень – дело мнения. Но вовлеченный принцип тот же, что и относящиийся к любому другому применению законов вероятности. Для установления вероятности, достаточно явной для оценки гипотезы, требуются многие положительные корреляции. Если можно провести лишь несколько проверок, вероятность правомочности остается слишком низкой, чтобы быть приемлемой.
В качестве иллюстрации эффекта небольшого количества корреляций с эмпирическим знанием, позвольте рассмотреть один из экспериментов с бросанием монеты, который широко используется в обучении математике вероятности. В целях демонстрации, давайте предположим, что у участников не было возможности исследовать монету, которая будет использоваться в эксперименте. Поэтому существует небольшая вероятность, что эта монета может оказаться фальшивым объектом с орлом на обеих сторонах. Если при первом броске выпал орел, это согласуется с гипотезой использования двусторонней монеты. Но ясно, что один случай согласования с гипотезой не сильно меняет ситуацию. Еще велики шансы в пользу подлинности монеты. А вот если из значительного числа последующих бросков, 10-ти или 9-ти, все оказались орлом, к гипотезе орла на обеих сторонах следует отнестись серьезно, и потребуется большее число бросков, прежде чем гипотеза будет считаться правомочной.
Влияние количества попыток или проверок вероятности надежности гипотезы не зависит от природы проверяемого предложения. Астрономические выводы подвергаются тем же рассмотрениям, что и любые другие гипотезы, включая гипотезу двусторонней монеты. Но лишь немногие ключевые характеристики астрономической картины базовой структуры вселенной поддерживаются более чем одной или двумя корреляциями с наблюдениями. А кое-какие характеристики вообще не соответствуют наблюдению. Факт одного или двух согласований теории с наблюдением, где они существуют, не прибавляет значимости вероятности надежности. А это значит, что важные астрономические выводы не подтверждены. В качестве научного продукта они неполные. То есть, завершающий шаг в стандартной научной процедуре, проверка, не выполнен.
И что еще хуже, многие выводы просто не проверяются. Процессы, на основании которых они делаются, таковы, что большая их часть обязательно ошибочна. Причина в том, что выводы целиком или частично покоятся на общих принципах изобретения. Статус изобретения как источника физической теории обсуждался в томе I, но сейчас будет уместно рассмотреть положения того обсуждения, соответствующие астрономической ситуации.
Современная физическая теория – это гибридная структура, слепленная из двух абсолютно разных источников. В большинстве сфер физики, мелкомасштабные теории, применяющиеся к отдельным физическим феноменам и низкоуровневым взаимодействиям, – это продукты умозаключений из фактических исходных условий. Многие общие принципы, применяемые к крупномасштабным феноменам или вселенной в целом, изобретены. По утверждению Эйнштейна: “Аксиоматическая основа теоретической физики не может быть выводом из опыта, она должна быть свободным изобретением”.[294]
В связи с ролью опыта в первом шаге научного процесса, формулировании гипотезы, имеется много непонимания, во многом из-за языка, используемого в обсуждении. Например, описывая, “как мы ищем новый (физический) закон”, Риичард Фейнман говорит: “Сначала мы его угадываем”.[295] Так и представляется широко распахнутая дверь. Такие утверждения рассматриваются как санкционирование свободного использования воображения в теории построения. Но Фейнман продолжает оговоркой, что гипотеза должны быть “хорошей догадкой”, и перечисляет ряд критериев, которые должны удовлетворяться, чтобы догадка квалифицировалась как “хорошая”. Он признает: “Все, что нам нужно, – воображение, но воображение в хорошей смирительной рубашке”.[296]
То, что Фейнман называет “хорошей” догадкой, – это, по существу, догадка, которая обладает значимой вероятностью быть корректной. Как он указывает, если изобретательство ничем не ограничивается, имеется “бесконечное число вероятностей”. Соответственно, вероятность того, что нечто конкретное корректно, почти равна нулю. Научный способ прихода к разумно возможной гипотезе (способ, который описывает Фейнман, даже если его язык позволяет думать противоположное) – это воспользоваться индуктивными процессами, такими как экстраполяция, аналогия и так далее, чтобы получить вид “умозаключения из опыта”, к которому призывает Фейнман. Выведенная индуктивно гипотеза, то есть, умозаключение из опыта, по существу, в значительной степени проверена. Например, аналогия, в которой замечена дюжина или около того сходных положений, эквивалентна равному количеству положительных корреляций, следующих за формулировкой гипотезы. Таким образом, с самого начала индуктивная теория имеет преимущество перед изобретенным двойником и пребывает в пределах доказательства надежности.
Но индуктивное умозаключение требует фактической основы. Умозаключение нельзя вывести из опыта до тех пор, пока недостаточно опыта надлежащей природы. Во многих фундаментальных сферах обязательные эмпирические основы для использования индуктивных процессов не доступны. Результат – длительная неспособность найти ответы на многие основные проблемы базовых сфер физики. Долговременная путаница в поиске ответов – вот фактор, приведший к замене индуктивных методов изобретательством.
Подобная ситуация существует в большинстве астрономических сфер, где трудно применить обычные индуктивные методы из-за скудости эмпирической информации и незнакомой, кажущейся необычной природы многих наблюдаемых феноменов. Поэтому астрономы следуют примеру изобретательской школы физики и в целях выдвижения гипотез пользуются воображением. Такая политика привела к замене стандартного процесса построения теории процессом “построения моделей”. Процесс начинается со “свободного изобретения воздушного замка”, как описывает это Г. Шипмен. Он говорит: “Начиная с маленького воздушного замка, вы латаете дыры дополнительными комнатами, лестницами, куполами и галереями”.[297] Результат – не теория, объяснение или описание реальности, а модель, нечто, что, по объяснению Шипмена, просто помогает понять реальный мир. “Модель мира существует лишь в умах людей”, – говорит он.[298]
Фатальная слабость теорий, основанных на изобретательстве, в том, что они изначально неверны. Проблемы, которые они пытаются решить, неизбежно существуют почти всегда благодаря каким-то упущенным существенным фрагментам или фрагменту информации. Это препятствует получению ответа индуктивными методами, которые должны опираться на эмпирическую информацию, на которой строиться. Правильный ответ никогда и никакими способами нельзя получить без информации (разве что случайно). Следовательно, изобретенный ответ, извлеченный из воображения, чтобы служить основой модели, обязательно неверен.
Конечно, ошибочно изобретенные теории или модели не могут пройти стандартные проверки на надежность.
Аналогичные процессы изобретательства применялись к целесообразности и избегания требований проверки. Часто они работали на то, чтобы избежать реальных конфликтов с наблюдаемыми фактами. Главный из них – специально выдуманное допущение. Когда развиваются следствия гипотезы, обнаруживается, что в каких-то отношениях они расходятся с наблюдением. И вместо того, чтобы принимать это как опровержение надежности гипотезы, теоретик пользуется расхождением для изобретения выхода из трудности, который нельзя проверить и, следовательно, нельзя опровергнуть. Затем он допускает, что изобретение надежно. Как и сами изобретенные теории и по тем же самым причинам, изобретения, принимающие форму специально выдуманных допущений, изначально неверны.
Еще одна целесообразность, часто применяющаяся для оправдания принятых гипотез, надежность которых не была или не могла подвергаться проверке, является аргумент “другого способа нет”. У нас уже была возможность обсудить этот аргумент в связи с рядом положений, изложенных на предшествующих страницах. По поводу обычной формы аргумента дальнейшие комментарии излишни, но в астрономии мы часто встречаемся с ним немного в другой форме. Имеется много астрономических феноменов, о которых известно очень мало, и как сейчас обстоят дела, возможны лишь одна или две корреляции с наблюдением. Создается довольно широко распространенное впечатление, что при некоторых обстоятельствах, если в этих примерах гипотеза соответствует наблюдению, ее достоверность установлена. Здесь аргумент таков: гипотеза проверена единственно возможным образом и выдержала проверку. Вовлеченную в это хитрость можно увидеть, когда осознается, что ограничение проверки гипотезы (по причине недоступности) одной или двумя тестами эквивалентно прекращению проверки гипотезы монеты с одним и тем же изображением на двух сторонах после первого или второго броска. Истина в том, что увеличения вероятности надежности гипотезы, вытекающего из благоприятного исхода одной или двух проверок, недостаточно, не смотря на причины ограничения тестирования таких случаев.
Нынешняя практика такова: вместо доказательства астрономы предлагают отсутствие опровержения. Вот как комментирует Шипмен ситуацию в одном из плохо проверенных случаев:
“По большой мере, картина (эволюции звезд) базируется на ограниченных моделях, слепой вере и нескольких наблюдаемых фактах”.[299]
“Слепая вера” может быть уместна в религии, но она абсолютно ненаучна. Одним из самых печальных результатов надежды на отсутствие опровержения является то, что она благоприятствует уходам от реальности в построении теорий. Чем больше гипотеза уходит от реальности, тем меньше возможность ее проверки на основе установленных фактов; тем труднее ее опровергнуть. И к тому времени, когда умозаключение приходит к такой концепции, как черная дыра, всяческий контакт с реальностью полностью утрачен.
Например, исследование случая черной дыры в качестве объяснения рентгеновского источника Лебедь Х-1, объекта, который, предположительно, обеспечивает самое лучшее наблюдаемое свидетельство существования черной дыры, раскрывает, что данный случай покоится исключительно на основе того, чем не является этот объект. Это не белый карлик, каковым он считается, поскольку он больше, чем позволяет принятая непроверяемая гипотеза о природе белых карликов. Это не нейтронная звезда, поскольку по какой-то причине наблюдения конфликтуют с принятыми непроверяемыми гипотезами о природе гипотетических нейтронных звезд. “Трудно объяснить Лебедь Х-1 чем-то кроме черной дыры”, – утверждает Шипмен.[300] В менее легковерные времена, неспособность исследователя найти жизнеспособное объяснение феномена рассматривалась как указание на то, что его работа не завершена. Но сейчас мы принимаем самое лучшее, что он может сделать, за самое лучшее, что вообще можно сделать.
Однако из справедливости к цитированному автору, следует заметить, что хотя он принимает существование черной дыры как “вероятное” с позиции силы вышеупомянутого аргумента, его, очевидно, беспокоит безоговорочная поддержка путешествия в страну фантазии, поэтому он продолжает говорить:
“До сих пор черные дыры остаются целиком и полностью теоретическими объектами. Весьма заманчиво, особенно для людей, любящих научную фантастику, поддаваться синдрому Пигмалиона и наделять свою модель черных дыр реальностью, которой они еще не обладают”.[301]
Да, верно, в астрономии возможности сбора фактической информации крайне скудны. Эксперименты невозможны, а наблюдение ограничено колоссальными расстояниями и долгими периодами времени, вовлеченными в наблюдаемые феномены. Поэтому структура астрономической теории покоится на очень узком фактическом фундаменте, и следует ожидать, что в астрономическое мышление входит больше обычного количество умозаключений. Но присутствие умозрительного компонента в современной мысли – еще большее основание предпринимать особые меры предосторожности и четко видеть разницу между положениями, прошедшими проверку на надежность, и теми, которые еще не проверены. Для сохранения контакта с реальностью особенно важно избегать нагромождения непроверенных результатов.
Вот где требования науки сталкиваются с интересами ученых, особенно теоретиков. Продвижение теоретического знания – медленная и трудная задача. И лишь немногие, предпринимающие такое титаническое усилие, когда-либо достигают чего-то длительной природы, кроме небольших модификаций некоторых характеристик предшествующей мысли. А современные профессиональные ученые подвергаются сильному давлению выдавать результаты. Финансовая поддержка, личный престиж и профессиональное продвижение – все зависит от наличия того, что можно опубликовать. В университетах говорят: “Публикуй или умри”. Поэтому теоретики концентрируют свои усилия в основном на отдаленных сферах, где имеется лишь минимум неудобных фактов, принципиальных врагов теорий. Они заполняют научную литературу продуктами, которые нельзя проверить из-за того, что они мало контактируют с физической реальностью. Именно нагромождение непроверяемых гипотез создало воображаемую вселенную современной астрономии, которую мы будем исследовать в следующей главе.
В пределах, в каких теоретики предпринимают любую попытку оправдать оптовое использование воображаемых сущностей и феноменов в построении своих моделей, они надеются на аргумент “другого способа нет”. Количество информации, доступной для использования, абсолютно неадекватно для обеспечения основы для теоретического развития. Это благовидный аргумент. Он служит индивидууму, главная цель которого найти что-то, что можно опубликовать, а не совершить вклад в продвижение знания. Все совсем наоборот: в той степени, в какой признаются воображаемые результаты, они ставят препятствия на пути реальных продвижений.
Более того, отсутствие фактической информации не так резко выражено, как изображают это астрономы. Да, количество информации об отдельных феноменах часто ограничено, но это характерно не только для астрономии. Это присуще всем сферам интереса, и наука нашла пути преодоления этой преграды. Например, информации в некоторых сферах иногда бывает предостаточно. Концепция “энергии”, сыгравшая важную роль в развитии физической теории, не возникла из изучения какой-то одной отдельной сферы. Она развивалась посредством процесса, известного как абстракция, вовлекавшего использование данных из многих сфер. И астрономы могли бы выделить свойство “крайней высокой плотности” из ряда разных астрономических феноменов и исследовать его в свете большого количества собранной фактической информации. Это могло бы привести к открытию истинной причины высокой плотности задолго до того, как появилась теория вселенной движения.
Сейчас, в применении к астрономии, такие рассмотрения – не больше, чем академические, поскольку на предыдущих страницах продемонстрировано, что физические принципы, развитые из постулатов, определяющих вселенную движения, способны иметь дело во всем диапазоном астрономических феноменов. Многие ученые предвидели последовательное применение научных методов и техник к решению проблем некоторых ненаучных ветвей мышления, долгое время барахтавшихся в путанице и противоречии. Прежде чем прийти к чему-то такого вида, очевидно, самой научной профессии потребуется вернуться к традиционным методам и техникам, ответственным за достижения. Черные дыры, кварки, Большой Взрыв и тому подобные фантазии – это продукты, публикующиеся в СМИ в качестве плодов научного исследования. И от обычного человека нельзя ожидать осознания того, что замечательные достижения науки за последние несколько столетий сделаны не полетами фантазии, а скрупулезным следованием традиционным методам науки в решении одной проблемы за другой, проверкой каждого полученного ответа и построением прочной и устойчивой структуры теории, кирпичик за кирпичиком. Например, если бы наука применялась к экономике, последняя не стала бы такой медлительной, осторожной и трудоемкой. В экономике уже слишком много экономических эквивалентов черной дыры.
[291] Leventhal and MacCallum, Scientific American, July 1980.
[292] Harwit, Martin, Cosmic Discovery, op. cit., p. 146.
[293] Ibid., p. 147.
[294] Einstein, Albert, The Structure of Scientific Thought,
edited by E. H. Madden, Houghton Mifflin Co.,
[295] Feynman, Richard, op. cit., p. 156.
[296] Ibid., p. 171.
[297] Shipman, H. L., Black Holes, op. cit., p. 19.
[298] Ibid., p. 16.
[299] Ibid.. p. 63.
[300] Ibid., p. 98.
[301] Ibid., p. 66.
(0)