04-Глава 4: Ограничения скорости - Божественный Космос




Глава 4

Ограничения скорости

Сейчас вновь будет полезно подчеркнуть чисто фактическую природу развития в данном труде. Возможно, это покажется ненужным повторением, но многие выводы, достигнутые на предыдущих страницах, пребывают в конфликте с ныне принятыми теориями и концепциями – продуктами человеческого мышления – и, бесспорно, общей тенденцией будет считать, что и новые выводы являются подобными продуктами. На этом основании перед читателем встанет проблема относительных достоинств двух линий мышления. Но суть не в этом. Данный том имеет дело исключительно с фактическим материалом. Он описывает вид движения, которое, как известно, существует, но до сих пор не исследовалось детально. Пользуясь преимуществами наличия более полной информации, труд выявляет некоторые известные феномены, истинная природа которых оставалась неизвестной как аспектов скалярного вида движения. Просто это вопрос осознания существующих характеристик физического мира. Не вовлекаются никакие теории или допущения.

[more]

Как только осознается факт существования скалярного движения, определение его свойств становится обычной операцией, и результаты одинаково фактические. Они ни в коей мере не зависят ни от какой физической теории или точки зрения. Как указывалось в главе 2, одним из значимых свойств данного вида движения является то, что, в отличие от векторного движения, оно не ограничено одним измерением. В трехмерной вселенной скалярное движение может иметь место случайно во всех трех измерениях.

Релевантность предыдущих комментариев в нынешней связи – следствие природы нашей следующей цели. Сейчас мы готовы сделать еще один шаг в развитии свойств скалярного движения, и результаты расширения знания вновь будут пребывать в конфликте с выводами, сделанным на основе современных теорий. Вполне понятно, что ученые сопротивляются отказу от устоявшихся теорий, если его можно избежать. Поэтому важно осознать, что мы не сталкиваем принятые теории с другими теориями, мы сталкиваем современные теории с новыми установленными фактами.

Конечно, всегда больно обнаруживать, что какая-то идея или теория, которой мы придерживались долгое время, неверна, особенно если эта идея или теория успешно защищалась от сильных нападок в прошлом. Ситуация, которая будет обсуждаться в данной главе, именно такой природы, но удар в некоторой степени смягчится тем, что отказ от превалирующих идей не полный. Мы не обнаружим, что ныне принятая теория неверна; мы обнаружим, что она требует слишком много. У нее есть своя сфера применения, но она значительно уже, чем верили до сих пор.

Вопрос, который мы будем рассматривать, таков: какие ограничения, если они вообще имеются, существуют на величины скорости. Превалирующее мнение таково, что скорость света – это абсолютный максимум, который нельзя превысить. Мнение основывается (1) на экспериментах; (2) на теоретическом анализе Эйнштейна; (3) на отсутствии любого наблюдения, принятого как свидетельство более высоких скоростей.

Эксперименты, сначала проведенные Бушерером и Кауфманом и повторенные многими другими исследователями, включали ускорение электронов и других частиц до высоких скоростей посредством электричества. Было обнаружено: пока приложенный электрический заряд удерживался постоянным, ускорение не оставалось постоянным, как того, казалось, требует второй закон движения Ньютона a = F/m. Вместо этого, оно уменьшалось как функция скорости, с быстротой, указывающей, что оно достигло бы нуля при скорости света. Из эксперимента сделали вывод, что ускорение физического объекта до скорости больше скорости света невозможно.

На первый взгляд, вывод представляется оправданным, и до сих пор успешно не подвергался сомнениям, но переход от конкретного случая к общему принципу оказался слишком стремительным. Электроны и другие частицы, задействованные в эксперименте, могли приниматься за представителей материи в целом, но определенно нет адекватного оправдания допущению, что ограничения, применимые к электрическим процессам, одинаково применимы к физическим процессам в целом. Таким образом, эксперимент продемонстрировал не невозможность ускорять физические объекты до скоростей, превышающих скорость света, а невозможность сделать это посредством электричества. За исключением того, что, как мы обнаружили на предыдущих страницах, электрические процессы ограничиваются одним измерением движения, которое нельзя представить в пространственной системе отсчета, результаты нашего исследования согласуются с этим более ограниченным выводом. Однако они не устраняют ускорение до более высоких скоростей посредством каких-то других процессов, таких как, например, внезапное высвобождение огромных количеств энергии в результате сильного взрыва.

Сейчас, возвращаясь к современному теоретическому взгляду на ситуацию, второй закон движения Ньютона F = ma или a = F/m (в форме, в которой он входит в настоящее обсуждение) – это определение и, следовательно, не зависит от физических обстоятельств. Отсюда следует, что наблюдаемое уменьшение ускорения должно происходить за счет либо уменьшения силы F, либо увеличения массы m, или обеих вместе. Однако экспериментальная ситуация не указывает на то, что такие альтернативы реально имеют место. Поэтому когда Эйнштейн формулировал свою теорию движения на высокой скорости, по существу, ему пришлось сделать слепой выбор. Однако известно, что заряд существует лишь в единицах постоянного размера и, следовательно, имеет нечто, ограниченное степенью вариабельности, в то время как масса намного более вариабельна. По этой причине представляется, что масса на высоких скоростях была бы лучшей альтернативой; именно ее и выбрал Эйнштейн.

Обстоятельства, связанные с развитием науки, с течением времени имеют тенденцию забываться, и в те дни считалось, что у Эйнштейна должна была быть надежная основа для выбора массы в качестве переменной величины. Изучение старых учебников покажет, что это не было пониманием, близким к временам Эйнштейна. Слово “если” часто фигурирует в качестве объяснений, приведенных в более старых текстах, как в цитате из одного из них: “Если уменьшение интерпретируется как увеличение массы с увеличением скорости, заряд остается постоянным”.[50]

Причиной такого довольно осторожного подхода к допущению было постепенное осознание того, что о природе электрических зарядов известно слишком мало, чтобы оправдать твердое решение в пользу альтернативы изменяющейся массы. Сейчас открытия данного труда демонстрируют, что подобная осторожность оказалась полностью оправданной. Сейчас можно видеть, что в уравнение ускорения входит не заряд, а силовой аспект заряда (движение). Постоянный заряд – это постоянное движение, а не постоянная сила. Существование движения выливается в существование силы, свойства движения, но нет легитимной основы для допущения, что силовой аспект постоянного движения обязательно постоянен. Наоборот, довольно очевидно, что способность движения создавать другое движение ограничена его собственной величиной.

Математическое выражение теории Эйнштейна, установленное в терминах концепции переменной массы, тщательно исследовалось, и, бесспорно, оно верно. К сожалению, правомочность математических аспектов теории была принята за правомочность теории в целом, включая концептуальную интерпретацию, данную Эйнштейном. Принятие математической правомочности за исчерпывающее доказательство – это и есть необоснованная практика, слишком превалирующая в современной науке. Все завершенные физические теории состоят из математического утверждения и концептуального утверждения, по существу интерпретации математики. Правомочность математики никоим образом не гарантирует правомочность интерпретации; она просто определяет интерпретацию как одну их тех, которые могут быть корректными.

Подтвердить интерпретацию намного труднее, чем подтвердить математику. Как только демонстрируется, что математика пребывает в полном согласовании с наблюдаемыми фактами, математическая задача завершена. Любое другое математическое утверждение, тоже пребывающее в полном согласовании с фактами, обязательно эквивалентно первому, и в математике эквивалентные утверждения – это просто альтернативные способы сказать одно и то же. С другой стороны, две разных интерпретации одной и той же математики не эквивалентны. Превалирующая тенденция принимать первое, что приходит в голову, без какого-либо строгого изучения его достоверности, становится серьезным препятствием научному прогрессу. Вот что говорит Джинс по этому поводу:

“История теоретической физики – это сравнение одеяния математических формул (правильных или почти правильных) с физическими интерпретациями, которые часто оказывались очень неверными”.[51]

Ситуация, которую мы сейчас исследуем, – яркий пример того, о чем говорил Джинс. Теория Эйнштейна о движении на высоких скоростях (то есть, его математическое выражение и его интерпретация) принимается как “подтвержденная большим количеством экспериментов” и является частью догмы традиционной физики. Однако истина в том, что эти эксперименты, каково бы не было их количество или насколько исчерпывающи результаты, подтвердили лишь математические аспекты теории. Сейчас следует осознать, что ограничение скорости не вытекает из подтвержденной математики; оно возникает из непроверенной интерпретации.

Если допущение Эйнштейна об изменении массы в зависимости от скорости обосновано, тогда при достижении скорости света масса движущегося объекта достигает бесконечности. Таким образом, еще большая скорость невозможна. Но это всего лишь одна из возможных интерпретаций математики, и ни Эйнштейну, ни кому-либо другому не удалось привести ощутимого свидетельства для подтверждения этой интерпретации. Постоянно сообщается о “новых проверках теории Эйнштейна”, но все они проверяют лишь математику теории, а не саму теорию.

Открытия исследования скалярного движения согласуются с математическим выражением теории Эйнштейна, что они и должны делать, поскольку физические факты не противоречат другим физическим фактам, но они указывают на то, что он выдвинул неверное предположение, когда в уравнении ускорения в качестве переменной величины выбрал массу. На высоких скоростях в качестве причины уменьшения ускорения рассматривается уменьшение действующей силы, а не уменьшение массы. В этой связи интересно наличие универсального закона, который исключает альтернативу массы, и предотвратил бы неверный выбор, но, к сожалению,  наука не принимает его в какой-либо значимой степени, хотя он играет важную роль в других отраслях знания. Этот закон, закон снижающихся эффектов, исключает бесконечность; на самом деле, это одно из выражений принципа отсутствия бесконечностей в природе, и он так же применим к уравнению ускорения, как и ко многим ситуациям в таких областях, как экономика (убывающая доходность), где он официально признается. Закон говорит, что отношение инкрементного выхода физического процесса к инкрементному входу не остается постоянным бесконечно, и со временем уменьшается, неуклонно приближаясь к нулю. На основании данного закона сила, действующая на высоких скоростях, – это не сила, измеренная на низкой скорости, а величина, уменьшающаяся с увеличением скорости.

В практических применениях, таких как, например, проектирование ускорителей частиц, теория Эйнштейна используется в форме математического уравнения, и его интерпретация математики не входит в результат. Поэтому те, кто пользуются теорией, не особенно озабочены тем, верна ли интерпретация или нет, и она принимается без какого-либо критического рассмотрения. Такое небрежное принятие интерпретации физиками поставило барьер на пути обретения понимания феноменов, в которые вовлечены скорости больше скорости света. Как мы обнаружили, поскольку уменьшение ускорения происходит благодаря уменьшению действующей силы электрического заряда, в математических соотношениях нет ничего, что препятствовало бы ускорению до высоких скоростей, где доступны средства приложения больших сил. Такой вывод, достигнутый коррекцией интерпретации уравнения Эйнштейна без влияния на само уравнение, – это тот же вывод, к которому мы пришли, подвернув критическому рассмотрению результаты экспериментов. Математика теории Эйнштейна описывает процесс ускорения посредством одномерной (электрической) силы. Она не применяется к максимально возможному ускорению, достигаемому за счет других средств.

А сейчас, давайте рассмотрим, как информация о скалярном движении, представленная на предыдущих страницах, увязывается с пересмотренными выводами, полученными из экспериментов с ускорением и математического развития Эйнштейна. В развитии исследования скалярного движения нет ничего, что требовало бы ограничения скорости, однако нет и ничего, что препятствовало бы существованию такого ограничения. (Причина существования ограничения будет выводиться из дальнейших свойств скалярного движения, которые будут исследоваться в следующей главе.) Таким образом, предыдущие открытия согласуются с экспериментальным свидетельством, указывающим на ограничение на скорости света. Однако из того, что мы узнали о скалярном движении, очевидно, что ограничение относится к скоростям, представленным в пространственной системе отсчета; то есть, это одномерное пространственное ограничение. Теоретический вывод Эйнштейна о невозможности превышения скорости света следует изменить и допустить, что движение в пространстве в измерении системы отсчета не может иметь места на скоростях выше скорости света.

Это и есть вывод, согласующийся со всем позитивным свидетельством. Для завершения картины нам понадобится посмотреть, что предлагает негативное свидетельство. Третий аргумент, ныне выдвигающийся в пользу абсолютного ограничения на скорости света – это допущенное отсутствие свидетельства более высоких скоростей. Однако данный аргумент теряет всякое значение, поскольку все, что могло бы появиться в качестве свидетельства скоростей выше скорости света, сразу же отвергается как неприемлемое, потому что конфликтует с теорией Эйнштейна. Например, измерения, указывающие, что некоторые компоненты определенных квазаров удаляются друг от друга со скоростями в восемь или десять раз превышающими скорость света, не принимаются как достоверные, хотя астрономы все больше и больше убеждаются в правильности своих измерений.

Кроме спорных измерений, значимость которых будет рассматриваться позже, после представления дальнейшей относящейся к делу информации, большая часть свидетельства скоростей в более высоких диапазонах представлена в форме эффектов, не осознаваемых как продукты скоростей выше скорости света без понимания свойств скалярного движения.  Поэтому не следует ожидать признания этого свидетельства приверженцами традиционной физической теории. Но имеется один вид реального измерения скоростей выше скорости света, который следует осознать в его истинном свете. Это Доплеровское смещение излучения от квазаров.

Из способа, посредством которого создается сдвиг частоты входящего излучения, следует, что относительная скорость испускающего объекта, в терминах скорости света как единицы, – это просто отношение сдвига в длине волны к длине волны в лаборатории. До открытия квазаров не допускалось, что на высоких скоростях в это отношение следует внести какой-то вид модификации. Но когда были измерены красные смещения квазаров выше 1,00, указывающие на скорости, превышающие скорость света, астрономы отказывались принимать тот факт, что измеряют скорости, которые Эйнштейн называл невозможными. Поэтому ради сохранения скоростей ниже уровня 1,00 они прибегали к математическому коэффициенту.

В двух других случаях (ускорение частиц и состав скоростей), до эйнштейновские физические соотношения удалось привести в согласование с величинами, выведенными посредством непосредственного измерения высоких скоростей (при помощи применения уменьшающего коэффициента Эйнштейна (1–v2/c2)½). В случае ускорения, величины, вычисленные из второго закона движения Ньютона, превысили скорость света, хотя на данной скорости непосредственное измерение приближается к пределу. Следовательно, коэффициент уменьшения применяется к вычисленным величинам, чтобы привести их в согласование с непосредственными измерениями.  В случае состава скоростей, скорости, вычисленные из отношения разницы координат к часовому времени, превысили скорость света, а непосредственные измерения приближаются к пределу на этой скорости. То есть, коэффициент уменьшения применялся к вычисленным величинам, чтобы привести их в соответствие с непосредственными измерениями. И вновь, Доплеровские смещения выше 1,00 столкнули физиков с ситуацией, указывающей на превышение скорости света. Поэтому для удержания скоростей квазаров в пределах ограничения Эйнштейна использовался тот же прием.

Успех математического выражения в ранних применениях, наряду с непревзойденным статусом ограничения Эйнштейна способствовали предотвращению любого критического рассмотрения оправдания применения той же математики к Доплеровскому смещению, хотя видно, что доплеровская ситуация отличается от первых двух. В обоих других случаях непосредственное измерение принималось как корректное, и коэффициент приспособления применялся к результатам, вычисленным посредством определенных соотношений, считавшихся хорошими на низких скоростях, чтобы привести вычисленные результаты в согласование с непосредственными измерениями. Единственная вовлеченная величина – сам сдвиг, и это непосредственное измерение.

Нет никакой веской причины допускать, что Доплеровское смещение выше 1,00 отличается от непосредственных измерений скоростей больше скорости света. Однако следует заметить, что на основании положений, приведенных на предыдущих страницах, скорость, которая может быть представлена в пространственной системе отсчета, скорость, вызывающая изменение в пространственном расположении, ограничена скоростью света. Приращение выше этой скорости, соответствующее приращению Доплеровского смещения выше 1,00, – это скалярное прибавление к скорости, представленной в системе отсчета. Оно появляется в Доплеровском смещении потому, что сдвиг измеряет общую величину скорости, а не измерение расположения в пространстве.

 Разница между этой и гравитационной ситуацией значительная. Гравитационное движение, измеренное как сила, имеет место в пределах системы отсчета. Следовательно, в данном случае действующая величина полностью представлена в системе отсчета. Гравитационное движение в двух других скалярных измерениях не представлено таким образом, и оно не действует в измерении системы отсчета. С другой стороны, скорость больше скорости света в измерении, представленном в системе отсчета, - это физическая величина в этом измерении, и хотя ее нельзя представить посредством разницы пространственных координат, она участвует в любом измерении величин, таких как Доплеровское смещение, не зависящих от разницы координат.

Способность прибавления величин в разных диапазонах скоростей, независимо от ограничений пространственной системы отсчета, является общим свойством скалярных величин, оказывающих важные влияния на многие физические феномены. Как уже отмечалось, скалярные величины нельзя сочетать никаким образом, аналогичным прибавлению векторов, но любые две скалярные величины в одном и том же измерении прибавляемы. Следовательно, Доплеровское смещение за счет движения в одном измерении выше единицы скорости (скалярная величина) прибавляется к смещению за счет  движения того же объекта в диапазоне ниже единицы (еще одна скалярная величина), происходящему в том же измерении. Потому что движение в диапазоне более высоких скоростей является расширением движения в диапазоне более низких скоростей.

Подводя итог вышеприведенному обсуждению вопроса об ограничениях скорости, свидетельство указывает на невозможность ускорения материальных объектов до скоростей больше скорости света посредством электрических сил. Мы обнаружили, что электрический заряд является одномерным распределенным скалярным движением. Тогда значение экспериментальных результатов таково: скорость света не является ограничивающей скоростью в одном скалярном измерении. Три скалярных измерения не зависят друг от друга, и ничто не отличает их друг от друга. Отсюда следует, что ограничивающая скорость в каждом измерении – скорость света. Тогда ограничивающая величина общей скалярной скорости объекта составляет 3с: утроенная скорость света. Следовательно, имеется три диапазона скоростей скалярного движения. Одно совпадает с диапазоном скорости векторного движения. Скорости в этом диапазоне обладают величинами 1-х, где скорость света принимается за единицу, а х – это какой-то коэффициент. Если скалярное движение двумерно, скорости равны 2-х, если оно трехмерно. Скорости равны 3-х. Причина выражения скоростей таким конкретным образом будет объясняться в главе 6.

Таким образом, концепция абсолютного предела на скорости света, изложенная Эйнштейном, ошибочна. Математика верна, но она применяется только к движению в одном измерении, измерении традиционной пространственной системы отсчета. Новая информация, полученная из исследования скалярного движения, делает очевидным, что общее принятие вывода Эйнштейна о невозможности скоростей выше скорости света оказалось монументальным препятствием на пути научного прогресса, возможно, вторым после концепции природы движения Аристотеля, охарактеризованным Альфредом Уайтхедом как “вера, заблокировавшая прогресс физики на две тысячи лет”.[52]

Конечно, между этими двумя случаями имеется довольно тесный параллелизм. Обе серьезные ошибки совершили выдающиеся физики тех времен, люди со многими замечательными достижениями, обретшие такое положение в научном сообществе, что несогласие с их выводами, по существу, запрещалось. Оба вывода, ныне рассматривающиеся как ошибочные, подкреплялись тем, что изначально казалось адекватным эмпирическим свидетельством. Но по мере улучшения физического понимания, оба столкнулись с возрастающими трудностями и оба достигли момента, когда поддерживались как ортодоксальная научная доктрина силой авторитета их авторов, а не собственными достоинствами. Это широко осознается при рассмотрении теории Аристотеля, где у нас имеется преимущество исторической перспективы. В случае Эйнштейна это не признается, но критическое исследование современной научной литературы раскроет значимую степень, в какой его утверждения трактуются как неоспоримая догма, превалирующая над эмпирическими фактами.

Ситуация с гравитацией уже обсуждалась. Как признает фон Лое в утверждении, цитированном в главе 2, отрицание результатов наблюдения – “это результат единственно теории относительности”. Ситуация в связи с Доплеровским смещением квазаров, упомянутая ранее в этой главе, - это еще один пример реконструкции экспериментального свидетельства в целях согласования с диктатом Эйнштейна. Истинное положение дел в большинстве других физических сфер затмевается специально придуманными допущениями, выдвинутыми ради “спасения” теории. Но превалирующая тенденция возвеличивать выводы Эйнштейна до бесспорного статуса явно иллюстрируется всеобщей готовностью бросить логику и другие базовые философские соображения на съедение волкам, если они стоят на пути утверждений Эйнштейна. Например, Ганс Рейхенбах говорит:

“Это открытие физика (теория относительности) имеет радикальные последствия для теории познания. Оно призывает нас пересмотреть  некоторые традиционные концепции, сыгравшие важную роль в истории философии”.[53]

Курт Гедель аналогично рассматривает далеко идущие последствия, вытекающие из интерпретации Эйнштейна специальной относительности, хотя хорошо известно, что это просто нынешний выбор из ряда одинаково возможных объяснений математических результатов. М. Б. Хессе указывает на это в следующем утверждении: “Теория относительности поднимает ряд других логических вопросов, поскольку имеется ряд альтернативных теорий, которые кажутся наблюдательно эквивалентными”.[54] На этом скользком фундаменте Гедель обнаруживает бесспорное доказательство.

“Исходя из следствий (допущений специальной относительности) можно прийти к выводам о природе времени, которые заводят очень далеко. Короче, представляется, она обретает бесспорное доказательство взгляда тех философов, которые отрицают объективность изменения”.[55]

Уоррен Уивер готов отвергать логику лишь бы угодить Эйнштейну. Он говорит, что дотошный наблюдатель “находит, что логика, которая обычно считается непогрешимой и недосягаемой, на самом деле сомнительна и незавершена. Он обнаруживает, что вся концепция объективной истины – это призрачная мечта”.[56] Откуда возникает такой замечательный вывод? Несколькими страницами позже в той же работе Уивер отвечает на этот вопрос. “Главное следствие развития относительности и квантовой теории за последние полвека, – говорит он, – было разрушительным “как для точности, так и для объективности”. Далее он продолжает утверждать, что исходные предпосылки, не имеющие ни фактической, ни логически-аналитической основы входят в структуру всех теорий и в выбор группы “фактов”, с которыми следует иметь дело”.[57]

Революционный характер апофеоза теории относительности нельзя полностью оценить до тех пор, пока не осознается, что логика, которую Уивер и его коллеги предлагают принести в жертву на алтарь Эйнштейна, наряду с объективными фактами гравитации, Доплеровскими смещениями и другими физическими феноменами, является базовыми колоннами научной структуры. Как выразился Ф. Нортроп:

“На третьей стадии исследования, позволяющей введение ненаблюдаемых сущностей и соотношений ради решения одной проблемы и называющейся стадией дедуктивно формулируемой теории, использование формальной логики – необходимость. Поскольку лишь посредством обращения к формальной логике можно вывести следствия из гипотезы, касающейся ненаблюдаемых сущностей и соотношений, и подвергнуть ее эмпирической и экспериментальной проверке”.[58]

   Главная причина сходства истории двух рассматриваемых теорий в том, что обе они являются продуктами изобретения, а не умозаключения из фактических предпосылок. Аристотель был наблюдателем, “чистым эмпириком, исключительно индуктивным в своей технике”,[59] как описано Нортропом. Но количество эмпирического знания, накопленного к его времени, было неадекватным для его целей; поэтому он счел необходимым прибегнуть к изобретению для заполнения пробела. Согласно его теории движения, “вещи, пребывающие в движении, должны сопровождаться двигателем всего времени”,[60] и “невидимые руки”, упомянутые в главе 1, “пребывающие в постоянном действии” для обеспечения такого служения, конечно, были изобретениями.

Конечно, Эйнштейн тоже был поборником “изобретательной” школы науки. Он убеждает: “Аксиоматическая основа теоретической физики не может быть умозаключением из опыта, а должна быть свободным изобретением”.[61] В другой связи он утверждает:

“В поисках теории ученый-теоретик по большей мере вынужден руководствоваться чисто математическими формальными умозаключениями, поскольку физический опыт экспериментатора не может возвысить его в регионы наивысшей абстракции”.[62]

Вопреки смелым высказываниям Эйнштейна, практически, физическая наука прибегает к изобретенным принципам только там и тогда, когда недоступны индуктивные результаты. Во времена Аристотеля были определенно установлены лишь несколько физических соотношений общего характера, и превалировали изобретенные принципы. Однако сейчас вспомогательные законы и принципы физической науки, включая почти все соотношения, используемые инженерами, практиками в применении науки, индуктивно выведены из эмпирических предпосылок. Теории Эйнштейна и другие продукты научного изобретения обрели нынешнее влияние в фундаментальных сферах лишь потому, что предыдущая система индуктивной теории, применимая к этим сферам и связанная с именем Ньютона, оказалась неспособной идти в ногу с прогрессом эмпирического открытия в конце XIX века.

Изобретенная теория появляется только тогда, когда в индуктивной структуре имеются пробелы, поэтому изобретенные теории изначально неверны в своих концептуальных основах. Это неминуемый результат обстоятельств, в которых им удалось получить признание. Научные проблемы, ответственные за существование пробелов в структуре индуктивной теории, продолжают существовать из-за отсутствия технической компетентности у части ученых, которые пытаются их решать, или потому, что методы, доступные для решения, неадекватны. Причина неудачи в отсутствии какого-то существенного фрагмента или фрагментов информации. Если необходимая информация имеется, нет нужды в изобретении; корректную теорию можно вывести посредством индукции. Без существенной информации корректную теорию невозможно построить никаким методом.

Наглядный пример – ситуация с гравитацией. Ньютон вывел математическое выражение гравитационного эффекта. Впоследствии обнаружили, что диапазон применения этого выражения ограничен, и Эйнштейн сформулировал новое выражение, имеющее более широкую применимость. Оба выражения были индуктивными продуктами; то есть, основывались на математических аспектах результатов наблюдения и эксперимента. Но ни одному из исследователей не удалось завершить свою теорию посредством интерпретации математики, полученной индуктивно. Сейчас можно видеть, что причина неудачи – отсутствие осознания существования распределенного скалярного движения. Пока существование данного вида движения оставалось неизвестным, идентификация природы гравитационного эффекта, требуемая для индуктивной формулировки корректной гравитационной теории, была невозможна. Поэтому Ньютон, склонный к индуктивному подходу, не смог создать никакой законченной теории (математического утверждения и интерпретации). Без существенного фрагмента информации, Эйнштейну тоже не удалось сформулировать корректную теорию. Пользуясь утверждением, что источником базовых физических принципов должны быть “свободные изобретения человеческого ума”, он счел себя достаточно свободным, чтобы завершить свою теорию посредством изобретения объяснения, удовлетворяющего выведенному им математическому выражению.

Служит ли изобретенная теория какой-либо полезной цели до того, как появляется корректная индуктивно выведенная теория, или нет – вопрос спорный. Пока нас интересуют конкретные феномены, к которым применяется теория, концептуальная интерпретация, по существу, не имеет отношения к делу. В практических целях теория применяется математически, и нет разницы, понимает ли пользователь реальное значение математических операций или нет. Как замечает Фейнман: “Математикам не нужно знать, о чем они говорят”.[63] Концептуальная интерпретация математики важна преимущественно потому, что она существенна для понимания связей между физическими феноменами. Хотя неверная интерпретация может случайно стимулировать линию мышления, ведущую в верном направлении, она все же тормозит прогресс. Поэтому оправдание конструирования и использования изобретенных теорий крайне сомнительно.

Представляется, главная цель изобретенных теорий – позволять научному сообществу избегать болезненной необходимости признания, что у них нет ответа на важную проблему. Все, что способен делать изобретательный ученый, когда его индуктивный собрат пребывает в безвыходном положении, – конструировать  математически корректную теорию, удовлетворяющую кое-каким концептуальным требованиям. И до появления корректной теории (или даже какое-то время спустя, если истеблишмент способен поддерживать дисциплину) изобретенная теория может оставаться в силе на основе следующих допущений: (1) она дает корректные математические результаты (часто претендующие на полную проверку); (2) предпосылки теории определенно не опровергаются (нечто, чего очень трудно достичь, учитывая свободное использование специально выдуманных допущений во избежание противоречий). Степень, в какой такая нелепо неадекватная поддержка ныне принимается как определяющая научным сообществом, отчаянно жаждущим иметь хоть какой-то вид теории в каждой фундаментальной сфере, наглядно иллюстрируется описанием превалирующего отношения к теориям Эйнштейна в предыдущих параграфах. Однако фикция может держаться лишь ограниченное время. Изобретенные теории Эйнштейна и его школы, как и изобретенные теории Аристотеля, будут накапливать слишком много специально придуманных допущений, скажем, слишком много эпициклов, и будут уступать дорогу теориям, выведенным индуктивно и корректным как математически, так и концептуально.

Ввиду того, что презентация в данном труде чисто фактическая, она не предлагает никаких новых индуктивных теорий для замены изобретенных теорий, ныне пребывающих в фаворе. Она просто привлекает внимание к большому ряду неоткрытых, неосознанных или отброшенных физических фактов, и со всеми ними придется готовиться иметь дело физическим теориям, изобретенным или индуктивным. Отныне требования к принятию теорий будут значительно повышаться. Ни одна теория не станет жизнеспособной до тех пор, пока не представить приемлемое объяснение скалярного движения и его следствий.


[50] Shortley and Williams, Elements of Physics, Prentice-Hall, New York, 1955, page 830.

[51] Jeans, James, Physics and Philosophy, The Macmillan Co., New York, 1945, page 190.

[52] Whitehead, Alfred N., Science and the Modern World, New American Library, New York, 1948, page 48.

[53] Reichenbach, Hans, Alberr Einseein: Philosopher-Scientist, op. cit., page 290.

[54] Hesse, Mary B., Forces and Fields, Philosophical Library, New York, 1962, page 253.

[55] Gödel, Kurt, Alben Einstein: Philosopher-Scientist, op. cit., page 557.

[56] Weaver, Warren, Science and Imagination, Basic Books, New York, 1967, page 50.

[57] Ibid., page 99.

[58] Northrop, F. S. C., The Logic of the Sciences and the Humanities, Meridian Books, New York 1959, page 61.

[59] Ibid., page 37.

[60] Butterfield, Herbert, The Origins of Modern Science, Revised Edition, The Free Press, New York, 1965, page 19.

[61] Einstein, Albert, The Structure of Scientific Thought, edited by Edward H. Madden, Houghton Mifflin Co., Boston, 1960, page 82.

[62] Einstein, Albert, The World As I See It, Covici Friede, New York, 1934, page 91.

[63] Feynman, Richard, The Character of Physical Law, op. cit., page 55.




Комментарии: (0)   Оценка:
Пока комментариев нет


Все права защищены (с) divinecosmos.e-puzzle.ru

Сайт Дэвида Уилкока

Яндекс.Метрика



Powered by Seditio